Не «За что?», а «Для чего?»

08:00 / 08.02.2023
4 февраля – Всемирный день борьбы против рака. Это не праздник, а повод в очередной раз привлечь внимание людей к заболеванию. И показать, что никакая это не «чума столетия», как порой образно называют рак досужие журналисты, что с ним можно, а главное – нужно бороться. Как – это уже другой вопрос: врачи посоветуют одно, диетологи – другое, психологи – третье. 
Свой путь в этой борьбе прошла и наша героиня. 

Анна Станиславовна, 50 лет, воспитатель детского сада:
– Заболела в 2019 году. Теперь понимаю, что сама виновата: поздно пошла к врачу. Нашла уплотнение в груди, всё думала, что нужно сходить на УЗИ, но каждый день появлялись какие-то срочные дела то на работе, то дома. Да и, выскочив «на полчасика», это не сделаешь: всюду очереди, предварительная запись. Словом, выбралась через полгода.
Когда наконец-то сделала диагностику, врач сказал, что ничего страшного не видит, но нужно на всякий случай проконсультироваться у маммолога. Сердечко не застучало: надо – сделаем!
Врач в областном онкодиспансере тоже успокоил – дескать, ничего страшного. Но биопсию взял. Это было в пятницу. В понедельник я пришла за результатом. 
И мир рухнул! Врач дал почитать заключение: обнаружены атипичные клетки. И популярно объяснил: это рак, нужно оперироваться. Он дальше какие-то вопросы задавал, бумаги оформлял –  я ничего не соображала. Как – рак? Откуда? Почему у меня? Это что – конец? Я умру? 
Вышла из кабинета на ватных ногах, не понимая, куда идти и что делать. Нужно было ещё пройти маммографию, сдать анализы – я всё забыла. Поехала на работу, зашла к заведующей. Разревелась… Та стала успокаивать. Вещи собирала и думала: зачем я это делаю? Всё равно они никому уже не понадобятся… Умом понимала, что так нельзя, что нужно собраться, абстрагироваться, думать о чём-то хорошем – а в голове только одна мысль: я умру. Не могла понять, принять, представить: как это – я не буду жить? Всё будет: жаркое солнце, яркие цветы, радуга на небе, роса на траве – а меня не станет?! В голове это не укладывалось. Психолог «утешила»: ну это же от вас не зависит, вы не можете всё контролировать…
И ещё… Понимаете, у меня трое детей. Две дочки от первого брака – они уже взрослые, самостоятельные, старшая замужем, двоих внучек мне подарила. И сын-первоклассник, поздний ребёнок, которого родила почти в сорок лет во втором браке. Конечно, я не могла не думать, что будет с ним, кто его будет растить. 
Повезло, что в нашей поликли­нике на тот момент была хороший онколог. Это очень важно – найти своего врача, которому ты доверяешь. Она прошла со мной все этапы лечения – и всегда терпеливо выслушивала, помогала, поддерживала. У меня было множество вопросов, я искала на них ответы в интернете, но там информация очень противоречивая, порой недостоверная. Врач сказала: перестаньте читать, спрашивайте у меня. И я каждый раз шла на приём со списком вопросов. Не скажу, что получала ответы на все из них, но видела, что она со мной честна. И я ей верила.
Муж в то время был в командировке, посоветоваться не с кем. Впрочем, я на его советы и помощь особо не рассчитывала. Он такой человек: чужая болезнь, чья бы она ни была – жены, матери, ребёнка – его не касалась. А тут ещё такой диагноз…
Дочка взяла отпуск за свой счёт, чтобы присматривать за Матвеем. А я пошла на операцию. 
Муж вернулся, когда меня прооперировали, я ждала результатов гистологии. Места себе не находила. Ни о чём другом думать не могла. Боль, дренаж, трубки – а я днями хожу по территории больницы: не могла в палате находиться. Мысли об одном: что у меня? Какая стадия? Сколько мне осталось?
Он пришёл ко мне в больницу. В подробности его не посвящала – да он ими и не интересовался. Сказала, что результатов пока не знаю, но, скорее всего, предстоит длительное лечение, наверное, понадобятся деньги. Знала, что у него есть, и рассчитывала если не на моральную, то хотя бы на материальную поддержку. Он ответил: 
– У тебя же есть дети, пусть помогают.
Ладно, проглотила… 
Но был ещё один вопрос: 
– Мне ещё недели две придётся быть в больнице, тебе надо позаботиться о сыне.
– Я не могу, у меня работа. Ну, в крайнем случае буду его с собой брать. 
Тут уже я взорвалась! 
Сына эти несколько оставшихся дней он смотрел. Но уже тогда, в больнице, я решила: пройду всё, что мне назначат, вылечусь – и расстанусь с ним. Зачем такой муж, на которого нельзя положиться в самую трудную минуту?
Пришли результаты гистологии: первая стадия, опухоль гормонозависимая… А что это значит? 
Врач говорит: 
– Если коротко, то дай бог, чтобы к нам все попадали с такой стадией… 
И в первый раз с момента постановки диагноза я по-настоящему обрадовалась! Вот кто бы сказал ещё за месяц до того, что у меня будет эйфория от слова «рак». Оказывается, всё в мире относительно...
Назначили мне 4 курса химио­терапии плюс лучевую. Дочка оставила работу в Минс­ке, вернулась домой, чтобы помогать. Тогда я очень обрадовалась её решению – одной мне было бы трудно. А теперь думаю: может, зря? Как-то справилась бы… Хороших людей намного больше, – помогли бы… 
Меня многие поддерживали – коллеги, родители моих малышей. Помогали и материально, и морально. Помню, вышла на работу после химии – лысая, в шапочке. Ничего, все спокойно относились, пальцами не показывали, не шушукались за спиной, как порой бывает…
Лучшая подруга очень поддержала. Правда, поначалу был момент… Меня только прооперировали, а у неё знакомая умерла от рака, сгорела буквально за несколько месяцев. Подруга мне это рассказывает – и в глазах слёзы: дескать, с этой болезнью по-всякому бывает.... 
Я тогда ответила ей довольно резко: 
– Если самые близкие люди не будут верить, что я выздоровею, то я и в самом деле не выкарабкаюсь. 
Эта моральная пощечина сильно подействовала на подругу: она была со мной всё время, сама не расслаблялась и мне не давала. Помню, сделали мне вторую химию, а она на тот день взяла на вечер билеты в театр: нечего валяться!
Теперь понимаю: это хорошо, когда некогда себя жалеть, упиваться своей болезнью – как бы ни было плохо, надо утром вставать, завтрак сыну готовить, в школу его везти…
Я ещё училась тогда. По первому образованию я технолог швейного производства. А когда родила Матвея, поняла, что сменный график не вписывается в мой ритм жизни. К тому же ребёнку нужен был логопедический сад. Устроилась туда посудомойкой, чтобы быть поближе к сыну. Через год стала помощником воспитателя и поступила заочно в педколледж на воспитателя – ничего, что в 42 года, успеем! А тут эта болезнь! Последний курс я заканчивала в перерывах между операцией, курсами химии и лучами. Вернулась из Бреста, где проходила  лучевую терапию – и через день у меня начались госэкзамены. Тогда я впервые сняла шапку: пришла на экзамен с коротеньким рыжим ёжиком. Закончила колледж, кстати, с красным дипломом.
Вообще потеря волос была самым тяжёлым испытанием в процессе лечения. Помню, когда спросила у врача, выпадут ли они, он ответил: 
– Не о том думаешь! Моли бога, чтобы это случилось – значит, химия действует. 
И мне казалось, что я была морально готова, настроила себя, что это не самое страшное, можно пережить. Но когда через две недели после первой химии волосы выпали, было очень тяжело, гораздо хуже, чем я представляла. Может, ещё потому, что не могла позволить себе ходить где бы то ни было с непокрытой головой: у меня ребёнок маленький, для него увидеть маму такой – стресс. Однажды пришла с улицы, машинально сняла в прихожей тёплую шапку и, пока надела лёгкую, домашнюю, Матвей меня увидел. Я и сегодня помню его глаза… После того шапку я снимала только в своей комнате, закрывшись на защёлку.
Тогда я мало смотрелась в зеркало: это было тяжело. Когда волосы стали отрастать, закручиваться, меня на работе все француженкой называли. Я видела, что мне идёт короткая стрижка, но всё равно хотела удлинённые волосы – как до операции.
Повторюсь: меня многие поддерживали в тот сложный период жизни. Но больше всего хотелось пообщаться с теми, кто прошёл через это – и живёт. «Где все эти люди?» – спрашивала я у врачей. Не знаю, почему мне никто тогда не рассказал о гродненском центре «Пора», где таких, как я, много, и все девчонки помогают друг другу. Вышла на них случайно, через похожее брестское сообщество. К сожалению, не могу участвовать во всех встречах, мероприятиях, но всегда на связи. И если теперь кому-то нужна моя помощь, словом или делом – всегда рада помочь.
Болезнь меня многому научила. Я стала больше заботиться о себе. Теперь решения принимаю, исходя из того, как будет лучше мне, а не тем, кто просит меня поступить по-другому. Стала меньше бояться, что вдруг не будет денег, что останусь без работы. Теперь точно знаю, что Вселенная даст ровно столько, сколько мне нужно – я в это верю.
Многие, когда случается болезнь, вопрошают: за что мне это? А вопрос надо ставить по-другому: не за что, а для чего? Мне, думаю, это испытание было послано, чтобы разорвать отношения с мужем. Они всегда были сложными, съедали мой внут­ренний ресурс, энергию. Но, если бы не рак, я бы, наверное, так и не решилась на развод. А так разошлись бы спокойно и цивилизованно: сын общается с отцом, когда им обоим этого захочется, я – ровно столько, сколько нужно, чтобы не травмировать ребёнка и сохранять своё спокойствие. Если появляются попытки его нарушить, просто ухожу. После болезни стала отсеивать людей, с которыми мне неприятно общаться. Не люблю ссориться, никогда никому ничего не доказываю – просто свожу отношения на нет.
Планов на жизнь у меня много. Я верю, что Бог или Вселенная – называйте как хотите – пошлют именно то, что мне нужно. И всё, что мне даётся свыше, в том числе и моя болезнь, – во благо!

Текст: Нина Рыбик